|
ЧЕРЕПАШКА ПО ИМЕНИ НИКОГДА
...ъективная реальность данная в предчувствиях совпадениях и догадках
в способности без страха пялиться в муть сновидений текучих словно вода
до тех пор пока однажды не сделается до тошноты бессмысленно гадко
и из-под мусора слов не выползет чугунная черепашка по имени никогда
совы смысла очами недремлющими тотчас зафиксируют тихое шевеление
в области сердца где память уже не способна и крыльев душа лишена
как впрочем иных обстоятельств неравной борьбы с всепоглощающей ленью
эту скрапленную клеем любви паутину привычек умеет сорвать лишь она
у неё хоть и коротки ножки но времени – вечность и панцирь прочнее гранита
а под ним — темень тайн бесполезных попыток соединить изнутри и извне
растяжением времени перехода из camera lucida в обскурную камеру пыток
где любые подобия мыслей и слов начинаются только на ни и на не
что-то вдруг ёкнет обдаст обжигающим холодом – как же так? что же это?
разве? ведь только что было как вдруг – только было – и след уж остыл
лишь стальными шарами упруго рассыплется стук коготков по паркету -
а и было ли? вряд ли – механизмы ментальных иллюзий предельно просты
но она всё жужжит и шуршит и ползет заводной бестолковой игрушкой
по пустым помещениям тщетных надежд что наивно казались судьбой
словно чёртик delirium ловко прикинувшись серой невзрачной зверушкой
с изощренной жестокостью тупо решил подхохмить над тобой...
INTERCITY
Поезд, WARS*. За окном в белых сполохах синее небо.
Пиво пьют, и струится негромкий мужской разговор.
Вкусный запах колбасок и свежего белого хлеба,
А колёса по рельсам стучат, разрезая на части простор.
Вот известный актёр балагурит в весёлой компании,
Говорит: «Я Кобзона люблю, но не слышал его тридцать лет...»
Вот подходит кондуктор прозрачный, как водка в стакане, и
Мне велит предъявить на случайный спектакль билет…
Вот я сам. Удивлённо смотрю: будто в съёмке замедленной
За окошком плывут облака и бескрайняя зелень полей,
И минуты текут бесконечные, словно бы в век длинной,
Ну а поезд зеленою змейкой ползёт по земле…
Не успел оглянуться – коротким, как выстрел, мгновением
Промелькнули года, всё уже навсегда позади.
В промежуток вагона вмещается так много времени,
Но перрон приближается, скрип тормозов, и пора выходить…
_________________________________
* Вагон-ресторан в польских поездах.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ОТ БЕССОННИЦЫ
Тихо-тихо ночь течёт,
Долго-долго время длится.
Все слоны – наперечёт.
В темень смотрят окон лица.
Сыплется секунд песок
В вечность – бездны глубже нету.
Месяц на фонарный столб
Лёг серебряной монетой.
Зря разматываешь нить
Старой сказки колыбельной,
Ничего не изменить:
Сон – в пространстве параллельном.
Полуночный домовой
Скрипнет осторожно дверцей
И сгустится мрак ночной,
Наполняя страхом сердце…
Котьи лапки липких снов
На рассвете век коснутся,
Обрывая нитку слов,
И теперь уж не проснуться.
А над миром – солнца шар,
А над солнцем – звезды светят.
Во вселенной спит душа.
И не думает о смерти.
РЕИНКАРТИНКА
«…это белая зверь – то-то правда есть, а серая зверь – то-то кривда есть; правда кривду передалила, правда пошла к богу на небо, а кривда осталась на сырой земле…»
А. К. Толстой. Князь Серебряный
Тень торшера подстреленной белкою
Распласталась на жёлтом полу;
Зверь домашняя, белая, мелкая
На диване свернулась в углу.
В крепко сомкнутых глазках стремительно
Мельтешат конвульсивные сны,
Как знакомы и как удивительны
В них ландшафты забытой страны.
Словно чья-то душа бессловесная,
На Земле отбывая свой срок,
На побывку в отчизну небесную
Отлучилась во сне на часок.
Зверь вращает белкáми-глазницами,
Всё дрожит да тихонько скулит.
Это жизнь предыдущая снится ей,
Это грешное сердце болит…
|
Владимир Штокман. Черепашка по имени Никогда. – «День и Ночь», № 4, 2012, стр. 201.